ещё я дал клятвенное обещание научить ему твою жену и убедиться, что она сможет делать «рамен радости» в любой ситуации без всяких подсказок.
Юки расхохотался и поставил перед охреневшим Сайто тарелку. Тот даже ложку опустил, глядя перед собой со смесью ужаса и смущения.
— Ну… ещё я унаследовал книгу рецептов, мне разрешили её пополнять. Даже настоятельно рекомендовали. С угрозой являться во снах, если я этого делать не буду. Я потом спрошу у тебя, что за тайник с записками, которые Хотару-сан не успела разобрать и перенести в рецепты. Потом… Когда будем готовы.
— Ха! Это ужасное место, считай чёрная дыра. Мама записывала что придётся, где придётся и чем придётся. Лично видел каракули помадой на открытке с чем-то вроде «десять грамм вяленых томатов».
Сайто грустно улыбнулся. Доел, наконец, суп и взялся за омлет. Завтрак для него скорее уж непривычный. Если Юки под влиянием отца предпочитал традиционную кухню, Хотару-сан экспериментировала со всем подряд. Но из-за недостатка времени её фирменным завтраком стали не менее фирменные бутерброды, вдохновлённые всеми кухнями мира.
Омлет закончился.
Кофе — тоже.
Часы пробили два.
— Мама… написала, что не против Акеми… и даже всеми руками за. Не представляю, правда, где я спалился… Ещё написала, что праздничный стол можно доверить только ей. Короче… для тебя есть список блюд, за ним список рецептов и секретный свадебный торт. Удивительно, как маме, оказывается, было важно… Ведь ни разу ничего не спросила. Ну чё за хрень? Запрещала нам притворяться, говорила быть честными, а в итоге…
Сайто прикусил язык и махнул рукой, стряхнул с себя вязкую липкую апатию:
— Го, короче. Переоденусь дома. Ну на хрен в этот костюм снова лезть. Душит. Ты бери, чё там надо. Документы пусть с тобой будут, ок? С меня станется их просрать где-нибудь чисто по дури.
— О-кей. Только по дороге давай свернём к ювелиру, я дам адрес. Он мне ещё в Токио написал, что заказ готов…
— Чё за бижа?
— Твой эмнид, если ты ещё помнишь. Я попросил сделать из него три подвески. Хочу попробовать залить в них своих бабочек и сделать что-то вроде амулета-хилки.
— Тема, — кивнул Сайто. — Заедем.
Заехали.
Юки спрятал небольшой бархатный мешочек в карман не проверяя, поблагодарил и быстро вышел. Успеет ещё заняться.
Потом заехали к Сайто. После письма Хотару-сан снова зайти в квартиру оказалось проще. В глаза сами собой бросались детали, разные мелочи, на которые Юки никогда не обращал особого внимания. Например, ту самую книгу с рецептами Хотару-сан иллюстрировала сама, ещё и прибавляла к каждому блюду две шкалы «Юки» и «Рю-чан» рядом с которыми закрашивала сердечки. Рейтинг. Оценка. Интересно, как Хотару-сан выпытывала их из Сайто? У него ведь, по сути, только одна оценка — «норм».
Юки вздохнул и перелистнул книгу на чистую страницу. Пока Сайто разбирался с одеждой, домыл оставшуюся в раковине посуду. Особенно аккуратно поставил на полку новый сервиз.
Храм.
Офис.
Бумаги.
Приглашения.
Снова храм.
Хотару-сан смогла купить и оформить новое место подальше от семейного захоронения, тем самым окончательно оборвав связи со своими предками. Почему-то Юки был этому рад. После рассказа Валентина он ловил себя на невольной, мимолётной злости, даже ненависти к родителям Хотару-сан. И совсем не хотел знать их имена.
Непривычный к такой концентрации официоза и вежливости, Сайто понемногу сходил с ума. А между делом приходилось зачитывать текст-приглашение множеству людей по списку. В самое разное время, иногда на ходу, иногда из машины, один раз — прямо за стойкой какого-то ресторана, куда они завернули на обед. Разве что «утренние» звонки Сайто проспал, и те остались на следующий день.
Бесконечные заботы, бесконечные церемонии, бесконечные правила приличий и этики давили сначала головной болью, потом вытеснили из души всё, кроме чугунной усталости, затем стали фоновым шумом. Юки казалось, что его мозги ссохлись до одной извилины, способной только поправлять речь Сайто, учить имена гостей и вычитывать бесконечные договора и согласия. Зато он понял, почему отец говорил, что похороны — это церемония, которая делается живыми для живых. И ещё понял, почему Хотару-сан не написала никаких пожеланий. Церемонии, приличия стояли выше.
Всё должно быть сделано правильно. Внешне.
Внутренняя «правильность» приходила как-то сама. Как будто вечная бумажная волокита слой за слоем снимала боль, превращая её из острой невыносимой, режущей глаза и душу, в тупую терпимую. Ту самую боль, которая может преследовать годами, а потом становится частью жизни.
Но череда бумаг и церемоний закончилась. Вспыхнула пламенем, принимая в свои объятия гроб. Все лишние вышли, позволяя близким проститься, содрать, наконец, с лица маски вежливости. Но слёз почти не было. Сайто молча стоял, глядя на пламя. Уголки губ едва заметно подрагивали в грустной улыбке. Акеми, стараясь всхлипывать как можно тише, вытирала красные глаза. Юки молча поклонился, рядом поклонились родители…
А дальше всё слилось.
Будто кто-то провёл по времени пальцем как по свежей масляной краске, смазывая рисунок в одну цветную длинную полосу без деталей и очертаний. Смазались специальные палочки и белые-белые кости, смазалась урна, смазались служители храма и свежая земля.
Вдруг в глаза бросилась надпись «Сайто Хотару». Специальный состав смывал с чётко выгравированных иероглифов имени алую краску[2]. С последним движением губки что-то в голове, в душе, в сердце щёлкнуло коротким «всё».
Патч установлен.
Отката в игре под названием Жизнь ещё не придумали.
Мир перестал вертеться, собрался заново, нашёл свою форму. Правильную и наполненную. Просто другую. От аккуратного надгробия, ювелирно украшенного цветами сакуры, исходило необъяснимое спокойствие, чувство равновесия и силы. Постоянная суета, энергия, непостоянство, окружавшие Хотару-сан в жизни, вдруг отошли на второй план. Юки видел теперь, насколько сильной она была женщиной, как много смогла сделать, узнать и понять за свою жизнь. И, главное, как много успела дать другим.
Осталось установить в квартире алтарь[3].
Ведь Хотару-сан теперь прекрасный, надёжный покровитель. Особенно для своего слишком резкого, слишком прямолинейного и не слишком любящего думать сына. Юки понял, наконец, почему Сайто стал таким спокойным. Уж для него Хотару-сан всегда могла найти правильные слова. Пусть в этот раз они и были написаны на бумаге.
Сгустились сумерки. Церемония прощания закончилась. Живые расходились по своим делам, оставляя кладбищу покой, тишину и голоса монахов, читающих сутры. Юки едва заметно улыбнулся. Надгробие Хотару-сан осталось за поворотом. Над ним, никем не замеченные, появились тонкие золотые нити, сплелись в бонсай сакуры, распустились цветами, уронили пару золотых лепестков.
— Долго оно так будет?
— Семь дней. И… если у меня получилось, будет появляться на каждый Обон[4].
Юки показал Сайто раскрытую ладонь.